| | |  |
| | | |
| | | |
| | | |
| | | |
| | | |
| | | |
| | | |
| | | |
| | | |
| | | |
| | | |
Авторство опуса под названием «100 лет недвижимости» установить легко. Весь текст от первой до последней строки был написан Асей, я никак не принимал участия в его написании, и даже не видел основные разделы перед их завершением, кроме, разве что, Митрофана. Так что Букера, предложенного Аннушкой и Лёшей, пожалуйста, Асе персонально.
Что касается идеи написания и многочисленных эпизодов, которые не были взяты из опубликованных источников или свидетелем которых Ася не была персонально, то это всё было взято из разговоров со мной. Если в тексте есть неточности и прямые ошибки, то это на 99% моя вина (а чья ещё?). Таким образом, предложенного Лёшей и Аннушкой Анти-Букера грузите на меня.
Абсолютно каждому человеку хочется выглядеть хорошо в глазах окружающих. «Об отсутствующих хорошо или ничего», «О мертвых плохо не говорят» и сотни других пословиц, поговорок и прочих народных мудростей на всех языках планеты запрещают любые негативные высказывания в адрес собеседника, как минимум в воспитанном, приличном обществе. Дэйл Карнеги является, пожалуй, вершиной того, что можно достичь на этом пути.
Ни у кого нет сомнений, какой способ доведения наших мыслей - карнежный или анти-карнежный - мы избрали. Перед тем, как объяснить намерения и причины, позвольте чуть-чуть примеров:
1) Серьёзную часть своей жизни я провёл в теор. отделе Института электрохимии, который вполне принадлежал к школе Ландау. Школа Ландау, в дополнение к разным научным установкам, ввела в обиход колоритный способ научного общения. Приглашаем какого-нибудь уважаемого ученого с докладом. Он чинно начинает, готовясь спокойно сообщить нам то, что уже много раз рассказывал другим. И тут раздаётся голос из третьего ряда:»А не мог быть уважаемый коллега объяснить, почему он пренебрёг четвёртым членом в пятой строчке?». Вариантов ответа может быть всего пять:
Разумеется, аспирант теор. отдела не избежал выступления и вопросов про члены на пятой строчке, в особенности на предзащите кандидатской. Будучи хорошо знаком с процедурой, я рассчитывал на твёрдую тройку, но мечтал о четвёрке с минусом. Получилась всё-таки тройка.
2) Те же самые люди собрались в том же зале через две недели, именуясь при этом «Учёным советом». Превосходным степеням и самым лестным эпитетам не было конца. Я был самым выдающимся молодым учёным Галактики, настоящий Макс Планк и Бойль с женой Мариотта в одном лице. Надеюсь, не надо объяснять, что единодушный восторг немедленно закончился после единодушного голосования.
3) Канадский профессор так объяснял мне правила научной дискуссии: «Если
ты видишь, что кто-то ошибся, и вполне уверен в этом, ты можешь ему/ей на это
ненавязчиво указать. Можно отозвать в сторонку и сказать что-нибудь вроде: Ах
какие замечательные результаты! Какие нетривиальные, свежие выводы! Не могли бы
вы мне ещё раз пояснить ход Вашей научной мысли, я ведь, понимаете ли, не
специалист?! А не было бы уравнение более изящно, если бы здесь можно было
изменить плюс на минус? Правда, ещё лучше получается! Большое спасибо!»
Профессор также добавил, что научная дискуссия нецелесообразна, когда
собеседник устал, огорчён, пожилой человек, человек с положением или женщина в
положении. С точки зрения профессора, в научных дискуссиях не бывает
выигравших, а бывают только проигравшие. По определению, проигравший - это тот,
кто обидел собеседника.
Я оставляю за собеседником решать, где получается лучшая наука – в канадском
университете или институте имени Фрумкина.
Вы никогда не думали, что плохого в отличниках? Про достоинства отличников все знают, но как-то неприлично высказываться о недостатках таких субъектов. Пусть меня за это заклеймят позором, но я всё-таки позволю себе высказаться.
Обычный человек считает свои успехи и достижения, создавая положительный заряд в мировой ноосфере Вернадского. Чем больше обычный человек заработал очков, тем лучше. Чем интенсивнее человек трудится, чем больше человек делает хорошего (и временами получаются ошибки, разумеется), тем лучше, добрее, умнее и богаче он становится. В конечном итоге важно, чтобы человек развивался в правильном направлении.
Отличники, напротив, внутренне считают своей обязанностью получать только пятёрки. Любая четвёрка, как в зачётке, так и в жизни - это потерянный бал, позор, повышение общего пессимизма в мире. Отличники образуют отдельную страту в обществе и жесточайшим образом конкурируют друг с другом за минимальное число, и даже говорят на многим непонятном языке: «- Для поступления в теор. группу нужно иметь не больше пяти баллов в зачётке – А можно шесть баллов? –Нет, шести не хватит». (перевод: [потерянных] баллов = четвёрок).
Чем больше отличник делает того, что выходит за рамки накатанной стандартной социальной структуры, тем больше он делает ошибок и получает отрицательных очков. Единственное, что может заставить отличника делать что-то другое или что-то большее, это желание полностью вычеркнуть свои (отрицательные) очки, изменивши сферу деятельности кардинально. Таким образом, отличники практически всегда максималисты, люди с заниженной самооценкой, неприемлющие критики, поскольку и так измучены постоянной самокритикой и склоны к резкому (революционному) развитию. Обычные (нормальные) люди, как бы сказать, живут обычной (нормальной) жизнью и развиваются эволюционно.
В нашей семье разделение ролей вроде бы не вызывает сомнений. С одной стороны мы имеем Председателя ДЖД (маму) и Генерала (Галю) вместе с примкнувшим к ним Звеньевым (Тёмой). С другой стороны имеем Плебея (папу) и Обидчицу (Асю). Отличники никогда не могут до конца выслушать замечания друг друга без раздражения, в то время как нормальные люди (папа и Ася) пропитываются год за годом всё большей взаимной симпатией.
Русские правила поведения вполне согласуются с мировыми стандартами. Характеристики при окончании школы писались по строгим правилам и предписаниям, однако в них никогда не было негатива, только хорошее. Более того, учитель был обязан написать не только хорошее в тексте, но и всё что только может быть сказано о человеке хорошего по принципу: «Только хорошее, всё хорошее и ничего кроме хорошего». Почему? Да очень просто, характеристика это не пустая писулька, а внятный закодированный текст с помощью которого один ответственный человек (учитель) передаёт информацию другому ответственному человеку (приёмной комиссии). Кодировка проста, эффективна и жестока: всё, что не упомянуто, всё плохо. К примеру, если кто-то взглянул на характеристику со словами: «Добросовестный ученик, пользуется уважением товарищей, участвует в общественной жизни класса», то при небольшом опыте он прочтёт: «Закоренелый троечник, но не второгодник. Другие ученики его не бьют, по крайней мере я об этом не слышала. Один раз был на субботнике, с классных часов постоянно сбегает. Неряха, курит, пьёт и постоянно хамит. Никаких интересов нет. Семья неблагополучная. Я так рада, что этот обалдуй выпускается из школы, и я его рожу больше не увижу».
Не следует обвинять меня в цинизме. Все открытые характеристики, т.е. те, к которым у субъекта имеется доступ, написаны по этим правилам. Я справился у нас на работе – при переходе на другую работу по собственному желанию или даже при увольнении начальник обязан написать тебе положительную характеристику. Просто и определено – «обязан положительную». А дальше достаточно передвинуть шкалу и получить объективное представление просто приписыванием всего негативного.
В странах, в которых характеристику на руки не выдают, т.е прежде всего в странах англосаксонских, характеристики пишутся или сообщаются по телефону совсем по иному. Там люди пишут и говорят в точности то, что они думают, и сообщение передаётся не закодировано, а напрямую. Когда ко мне однажды по ошибке попала характеристика на меня от канадского профессора из предыдущего анекдота – я ужаснулся: «Ну почему он меня так черно видит?» Характеристика была просто ужасная, как на мою голову, но, с точки зрения самого профессора, совсем не мешала мне занять какое-нибудь небольшое местечко в американском университете. Впоследствии, будучи сотрудником забюрократизированной корпорации, я несколько раз сам честно рассказывал, что я думаю о технических и деловых способностях своих бывших сотрудников.
Какой из методов лучше и гуманнее, я, честно говоря, затрудняюсь сказать. Судя по тому, что Америка является экономической сверхдержавой, а Россия и Германия - не очень, прямой, не закодированный текст более эффективен, хотя могут быть приведены сотни аргументов за и против. Единственное, в чём не должно быть сомнений и вопросов - это в том, какой тип характеристики (открытый или закрытый) написан. Нет ничего хуже, чем «положительная» характеристика с небольшим количеством «объективности». Ещё хуже закрытая характеристика без внятного описания серьёзных скрытых проблем, поскольку читатель закрытой характеристики должен доверять автору и не ожидать подводных камней.
Авось у нас в беседе приобрело какое-то возвышенно поэтическое значение. Можно подумать, что это божество, которому следует приносить постоянные жертвы, и русские – особый, авосе-избранный народ. Великий Авось, как таковой, не существует, вместо него живут четыре мелких Авося, в простонародье – Авоськи:
Разумеется, чистые типы встречаются достаточно редко, и любого конкретного авосьчика следует раскладывать на несколько авосек. Русская национальная традиция с глубокой симпатией и пониманием относится как к пьяницам, так и к дуракам и лентяям, см. Иван-Дурак и др.
У всех окружающих давно сложилось мнение, что Ася и Тёма противно и занудно отрицают любое домостроительство вообще (список прилагается). В такой ситуации единственное, что остаётся, это разобраться в мотивах их поведения. Покорнейше прошу отметить, что это совсем не так.
Когда в далёком 93-ем папа сказал, что у него накопились кое-какие деньжата, и он теперь хочет построить свой дом, я ему ответил: «Какая прекрасная идея, папа! Надеюсь ты собираешься купить небольшой участок на северо-запад от Москвы, километров так пять от последней станции метро, не так ли? Ты закажешь хороший проект у какого-нибудь знакомого архитектора и наймёшь хохлов строителей, правда ведь? И дом будет большой, просторный, так что в нём на разных этажах сможем жить как вы с мамой, так и мы с Аськой, когда приедем, как у Сорокиных в Париже?» Что сделал папа, мы все хорошо знаем: деньги - в однокомнатную квартиру, время и силы - в модернизацию памятного места.
Мы всячески приветствовали Галин и Мишин выбор. Не вдаваясь в детали, покупка квартиры была рациональным, сознательным и, в конечным итоге, выгодным шагом. Сейчас Галя пытается задним числом размыть и принизить рациональную основу тех действий, говоря про «удачу», но пока что это получается не очень убедительно.
Мы не возражали против строительства в Монино, просто потому, что если люди хотят жить именно в Монино в сколько-нибудь современных условиях, они должны эти условия создать сами.
Мы внятно высказывались против Михиного строительства в Москве, до тех пор, пока их финансовое положение не изменилось кардинально, т.е. Миха стал многоуважаемым экспетом с немецкой зарплатой, а из Любека подвалил первый взнос на покупку 12-ти соток.
Наконец, если бы Лёша стал уважаемым программистом в московском банке, а Поля была бы более или менее счастлива, изучая древнекитайские манускрипты в тиши своего кабинета в Юрлово, то наши возражения против всего этого строительства улетучились бы, как страшный сон.
Честное пионерское, никому не хочется просто так огорчать родственников. Но поскольку в моем понимании Авось равносилен Энтропии, т.е. Неуклонному Разрушению, то соглашаться с Авось, это всё равно как соглашаться с Сатаной.
Лёша внимательно выслушивал советы окружающих перед тем, как начать строительство. Многие были за, не слишком многие против, но в конечном итоге решение он принял самостоятельно. Асин опус методично, занудно и эмоционально перестрелял большую часть аргументов «за». Бросившись за подкреплением к своим советчикам, он обнаружил, что реальной рациональной поддержки от них не получается. В избытке, разумеется было предложено: «Да как она смеет!» во всех произношениях и начертаниях, но толку от этого было как от стрельбы по плоскостям. Осознав, что советы давать все горазды, а разбираться с заваренной кашей ему предстоит в полном одиночестве, Лёша затосковал и взвыл. Его вой и стремление поделиться своей болью было вложено в так называемый отзыв. Нет, Лёша, я не обиделся на твой отзыв. Он был написан одним цветом, чёрным, и значит подпадал под общее правило: «Всё, что не чёрное – это белое и наоборот», а не упомянуто в нём было изрядно.
Через пару дней после отзыва, Лёша дослал свои извинения. В извинениях он честно описал мотивы своего текста и мы внутренне порадовались, что не пытались искать рациональные основы в его эмоциональном тексте Ответа. Текст Извинения, напротив, был спокоен и выдержан и, следовательно, должен был воспринят серьёзно и буквально. В последней строчке сказано: «в моем отзыве были злость и та же зависть» и именно эта короткая связка, всего четыре буквы «та же», очень больно резанули мне по сердцу. Я не то что даже обиделся, я просто загрустил и впал в какую-то апатию. Получается, что Лёша всерьёз предполагает, что Асин опус мог быть написан под влиянием ненависти и зависти. Получается, что за пятнадцать лет знакомства Лёша так и не понял насколько Аська ценит и любит своего единственного брата. Получается, что Лёша всерьёз полагает, что мы можем давать ему злые, неправильные советы, движимые завистью. Получается, что текст его «отзыва» на самом деле следует воспринимать буквально и реагировать соответственно. Вместо извинения я увидел перевод конфликта на следующий уровень.
Надо сказать, что очень многие люди пытаются найти простые объяснения для неприятных ситуаций: «Она уродина, он дурак, они завидуют, ты врёшь» используются как защита против того, что человек не может эмоционально принять или логически осмыслить. Десятки раз я сам в неприятных ситуациях заявлял во всеуслышанье: «Они нам завидуют!» с тем, чтобы через несколько мгновений осознать свою неправоту.
Почему мы не завидуем Лёше и Михе в их домостроительстве уже было подробно объяснено Аськой в ее письме Лёше. Мне остаётся описать только свои взаимоотношения с настоящей, не показной завистью.
Иногда хочется оставить ребёнка дома и выйти в театр. И не просто выйти в театр, а в привычный, русский театр, допустим, МХАТ. И не просто оставить ребенка дома, а оставить его с бабушкой. Люди, которые живут с бабушкой в одном городе, просто не замечают её незаменимости до тех пор, пока бабушка не вздумает исчезнуть на пару недель по своим делам. Может ли профессиональная няня и Дюссельдорфская опера заменить бабушку и МХАТ? Однозначно, нет. Завидую ли я своим племянникам? Тоже нет. Мы сознательно выбрали немецкий уют и его символом в виде Eierschalensollbruchstellenverursacher. Я просто иногда грущу на тему бабушки.
Или другая история – Лёша и Поля пошли на Монблан, а я остался внизу. Завидую ли я им? Нет, не завидую, я злюсь. Я злюсь на свою невнимательность к собственному здоровью и отсутствие силы воли что-либо сделать со своим весом. Таких примеров можно найти огромное множество – то, что могло бы быть предметом зависти, на самом деле предметом зависти не является, поскольку я сам на сознательном уровне сделал выбор и добровольно отказался.
Если мне, вообще говоря, для полного счастья требуются стабильность, возможность зарабатывать очень много денег, безопасность, бабушка, уют, правовое общество и еще кое-что в придачу, но эти обстоятельства ни в какой точке нашего глобуса не присутствуют одновременно, то мне приходиться оптимизировать по своему разумению.
Последний пример: Еду я в своей замызганной машине по автобану и тут мимо меня проносится сверкающий Порш – «О, падла!» – думаю я тут же. Но через несколько секунд: «А ведь если остановить у автоматической мойки и помыть машину, получится, что я еду в прекрасном Мерседесе 2000 года, не то что эта крохотная тарахтелка Порш!».
Вышесказанное не означает, что я не завидую вообще. Завидую, но это вряд ли кто-то может заметить, поскольку чувство-то нехорошее и злое и поэтому должно держаться и держится под строгим надзором. Вряд ли кто-нибудь, кроме профессионального психоаналитика за большие деньги, сможет узнать кому и чему я завидую, и уж в любом случае это не могут быть предметы из материального мира.
Есть, впрочем, одно крупное исключение: я завидую американским миллионерам. Честное слово, сколько не думаю – нет ничего плохого в том, что ты американский миллионер. Более того, чем больше смотрю на себя – нет никаких, собственно говоря, причин, почему бы я не мог бы быть американским миллионером. У меня достаточно интеллекта, трудолюбия , образования и чутья для того, чтобы делать хороший бизнес. Тем не менее, я не миллионер, как шесть миллионов моих соотечественников. В чём же дело?
Главная причина заключается в позднем и низком старте. Даже хотя дети своих родителей могут и не получить приданного к выпуску из колледжа, они всё равно автоматически получают принадлежность к тому социальному слою, что их родители. Социальный уровень нашего папы в перестроечные и после-перестроечные времена был серьёзно и адекватно высок. Возможно, я бы с помощью родителей стать российским миллионером. Но я никогда не хотел быть российским миллионером, я хотел быть американским, а в Америке мой стартовый социальный уровень был равен иммигрантам из Одессы. Другая, мне представляется, менее важная причина, это чрезмерная осторожность, трусость, если хотите, в области обращения с законом. Мне всегда хотелось оставаться в рамках закона, что плохо согласуется с инициативностью даже на родине Джефферсона.
Мою зависть к американским миллионерам я не подавляю, а наоборот, культивирую и поощряю. Эта зависть является основным мотором моей карьеры, а профессиональная работа и карьера должны быть одним из основных занятий настоящего мужчины.
Под конец этого раздела мне хотелось бы сказать что-нибудь небанальное, например: «Вы можете соглашаться или нет, но мы - счастливая семья. Мы много чего успели за прошедшую жизнь, и, с Божьей помощью, успеем ещё много другого. Честное слово, мы не завидуем нашим друзьям, родственникам и знакомым по той простой причине, что у нас есть всё то же самое, что у них, или даже больше» - и окончательно бросив потуги на оригинальность, закончу Луферовым:
И я скажу ему: Господь,
Хоть обойди весь белый свет
Награды большей не сыскать,
И казни хитроумней нет.
Позволь мне повторить свой путь,
А там и песенке конец.
Вознаградила меня мать,
Приговорил меня отец.
Мама шокирована чернухой, неожиданно вываленной на отца «немецкими родственниками». Брат и сестры дружно бросаются на защиту престарелых родителей от тевтонского нашествия. Лучший друг (Марик) выражает своё решительное осуждение всей идеи опуса. Главная жертва, т.е. отец, сбивается с ног, пытаясь восстановить мир в семье. Конечно, он тоже внутренне глубоко задет, но он понимает необходимость такого болезненного процесса, как критика. Для серьёзных, масштабных решений и критика должна быть под стать.
Мама говорит, что теперь она должна написать текст «О том, с каким замечательным человеком ей довелось быть рядом». Я считаю, что это прекрасная идея. Наш отец – человек воистину исключительный и достоин того, чтобы память о нём сохранилась надолго и живо. Воспоминания супруги, самого близкого человека, всегда помогали почувствовать образ кого-то из ЖЗЛ. Бог в помощь и с нетерпением ждём!
В то же самое время, я не рассчитываю, что у мамы действительно получится объективное цветное изображение Виктора Сокирко – человека и парохода. Причины долго и занудно объяснялись выше – если всё красить в белый цвет, радуги не получится. Более того, отцовские недостатки, которая мама предусмотрительно собиралась оставить в тени, по законам написания характеристик окажутся раздутыми ксероксным размножением в зияющие провалы.
После того, как одиннадцать лет назад я написал свои воспоминания о деде, возник естественный вопрос: «А когда про отца? Что, отец - недостойный субъект для твоих литературных усилий?». Отвечал, отвечаю и буду отвечать одно и тоже: «Очень даже достойный. Настолько достойный, что страшно написать нечто, недостойное его по уровню. И поэтому воспоминания об отце я буду писать только после его смерти.»
Я задумал опус (книгу, повесть или рассказ, не знаю, на что хватит сил и способностей), который не только содержал бы картинки и факты из жизни отца и матери, но и давал бы ощущение живого общения с реальным Виктором – диссидентом и мыслителем. Вся жизнь его прошла в спорах и попытках найти достойный ответ в поставленной недостойными силами задачах. В моем тексте будет предоставлено достаточно места «темным силам», с переменным успехом атакующим «тайных христиан». Меньше всего мне хотелось бы написать с отца русскую икону (или лубок). Больше всего хотелось бы создать голографию, позволяющую рассматривать объект с разных сторон.
Можно на это возразить – «Ну и пиши сейчас, пока источник ещё доступен, а то потом это будут твои воспоминания, а не голограмма.» Моя проблема проста «как керосиновая лампа» - читатели. Написать и не показать никому я не смогу – слишком велик соблазн. Если показать – немедленно возникнет хор отличников под руководством психолога: «Да как он смееее-ет!». Самому отцу бы я сейчас текст показал, он ещё дуб, как выражается Алёша. Однако отец стареет, и вряд ли ему будет приятно видеть язвительно циничные хари своих врагов со страниц своей биографии лет через десять – пятнадцать.
На прощанье я хотел бы напрямую обратиться к маме. Ты боишься, что наши (мои) воспоминания будут недостойны, ошибочны и просто неприятны. Фактически, это равносильно тому, что родительское воспитание, т.е. родительские начала в нас оказались недостойными, ошибочными и неприятными. Тебе хотелось бы проверить и подкорректировать сложные и больные моменты. Ты иногда сомневаешься в том, что задача вырастить достойных детей тебе удалась. Не надо. Мы все четверо вместе – это лучшее, что у вас есть. У меня нет для этого доказательств, потому что в своих детей можно только верить. Верить в то, что они достойные люди. Верить в то, что они достойно сохранят память предков.
Тёма Сокирко
Кёльн, 30 сентября 2004 г.
